В центре повествования оказывается современный человек, чья повседневность неразрывно сплетена с цифровыми экранами, этими черными зеркалами, отражающими и одновременно формирующими его реальность. История разворачивается как медленное, но неотвратимое погружение в мир, где граница между физическим и виртуальным, подлинным и искусственно сконструированным окончательно стирается. Герои, сами того не замечая, начинают жить двойной жизнью: одна протекает в осязаемом пространстве комнат и улиц, другая – в мерцающем свете дисплеев, где общение, работа, любовь и даже память переводятся в потоки данных. Сюжет исследует не внешние технологические угрозы, а внутреннюю трансформацию, ту тихую революцию сознания, когда собственное отражение в экране смартфона или монитора становится более знакомым и понятным, чем отражение в обычном зеркале. Это путешествие вглубь новой человеческой природы, рожденной в симбиозе с машиной, где каждый клик и каждый скролл оставляют нестираемый след не только в цифровом облаке, но и в самой душе. По мере развития событий нарастает чувство тревожного осознания, что технологии перестали быть просто инструментами – они стали средой обитания, новой экосистемой, со своими законами, языком и иерархией ценностей. Сюжетная линия фокусируется на моменте кризиса, когда привычный поток лайков, уведомлений и бесконечного контента вдруг дает сбой, обнажая зияющую пустоту за фасадом цифрового благополучия. Герои сталкиваются с фундаментальными вопросами о подлинности своих чувств, свободе воли в мире алгоритмически подобранных предпочтений и природе реальности, которая все чаще оказывается смонтированной или симулированной. Это не история борьбы с вышедшими из-под контроля роботами, а гораздо более тонкая и личная драма о попытке вернуть себе собственное восприятие, память и внимание, которые были постепенно, с молчаливого согласия, делегированы устройствам. Финал оставляет открытый вопрос о возможности возврата или же о неизбежности эволюции в некий новый гибридный вид, для которого черное зеркало экрана – уже не окно в другой мир, а единственно возможная, пусть и хрупкая, поверхность, на которой еще может удержаться его хрупкое "я".